[Меггидо]

Название: Колючки и горькие плоды
Бета: [Kayomi]
Фэндом: RPS
Пейринг: Лиам Хэмсворт/Крис Хэмсворт
Рейтинг: PG, не считая омегаверса
Жанр: AU, драма/ромэнс
Саммари: Рано или поздно Крис найдет себе жениха, а Лиам так и останется мальчишкой.
Предупреждения: омегаверс, инцест, упоминания мпрега
Дисклеймер: это не правда и даже не похоже на правду

Написано на ЗФБ, для команды омегаверса

До осенней ярмарки всего пара недель. Плоды горьковязника уже начинают темнеть, от них тянет переспелым духом, подбирающимся к гнили, их нужно переворачивать, держать на солнцепеке и убирать под навес, едва на небе появятся тучи. К ярмарке плоды подвялятся, к горечи добавится сладость, косточки подсохнут, их легко будет расколоть и вытащить сердцевину, которую размалывают, чтобы заваривать на кипятке. Со скороспелых сортов мякоть уже счищена, но настоящий горьковязник зимней посадки всегда продают целиком, некоторые пускают его на начинку для пирогов или добавляют в корм животным, чтобы те меньше болели.
Помимо горьковязника семья привезет к ярмарочным палаткам еще варенье из ягод черного терна: отцы проводят у котлов целые дни напролет, готовя его. Наемные работники уже двинулись к югу, поэтому Лиам сам собирает последние ягоды с дальних кустов. Сколько бы он ни пытался быть осторожнее, острые шипы постоянно ранят его руки. Они до самого локтя изодраны, поверх уже подсыхающих царапин появляются новые и новые. Лиам пробовал перевязывать руки, но тогда мучился от жары, а бинты постоянно приставали к липкой сукровице.
Перед сном Крис промывает все его царапины, но на месте подживающих уже к полудню появятся новые, Лиам ничего не может с этим сделать: так бывает каждый год.
Пламя единственной свечи делает царапины темными, почти пугающими, но Лиам старается не смотреть на них.
– Надень перчатки хоть раз, – говорит Крис, последний раз обтирая влажной тряпицей его левую руку до самого локтя. Лиам молча недовольно трясет головой в ответ, пытаясь вырваться из осторожного, но сильного захвата. – Ты исцарапан весь, к тому же коленки в синяках, как у мальчишки. Что за омега согласится пойти с таким альфой?
– Какой-нибудь отчаявшийся, наверное, из тех, кого никто не берет.
Лиам все-таки вырывается, отодвигается назад и запоздало думает, что не надо было этого говорить. Наверное, это больно, когда в тебя тычут такими вещами.
В этом году Крис уже в тринадцатый раз отправится к цветочному столбу посреди ярмарки, чтобы найти себе альфу и, конечно, боится снова остаться без жениха. В этом году, правда, ему позволят стоять со вдовцами, возраст уже давно как подходящий, а охотники до крепко сложенных омег, с сильными плечами и толстыми шеями, чаще ходят именно туда, где вдовцы плетут свои соломенные венки. «Юному омеге красиво быть тонким, а зрелому – крупным», – так говорят в народе. Крис тонким не был даже в первую свою ярмарку, слишком уж мощно сложеный, ширококостный, видно, что плодородный, но вот при тощем приданом плодородность тоже только в убыток.
Все равно Лиам не понимает как могло получиться, что за двенадцать лет никто не захотел отвести Криса к белому шатру.
Самому ему нравятся омеги покрупнее, Лиам на ярмарках больше времени проводит у тента вдовцов. Там много мужчин, которые кажутся ему красивыми, но почти у всех у них есть чужие дети, а чужих детей Лиам не хочет.
– Будешь так себя вести, я отшлепаю тебя и, Всевышний свидетель, буду абсолютно прав.
– Родишь своих детей – будешь их отчитывать. И шлепать сколько захочешь. А меня оставь в покое.
– Если не хочешь, чтобы с тобой обращались как с ребенком, то повзрослей уже наконец.
Бросив тряпицу в таз с чуть порозовевшей от крови водой, Крис качает головой и поднимается с места. От него тянет запахом доспевающего горьковязника – отцы настояли, чтобы перед ярмаркой Крис хоть месяц не брался за тяжелую работу: едва ли мозоли с рук успеют сойти, но ладони хотя бы не загрубеют больше, да и пятен от черного терна на них не будет. Без дела брат сидеть не умеет, поэтому занимается горьковязником: переворачивает, бережет от дождя.
Но пахнет от Криса не только горьковязником, Лиам чувствует: осенняя течка уже совсем скоро. Сейчас омеги красивее всего: глаза у них блестят, губы розовеют и чуть припухают, как после поцелуев, а в походке появляется что-то особенное, осторожная вкрадчивость, от которой у альф сердце начинает биться чаще, каждый удар отдается эхом у горла и в паху. Альфы реагируют на омег – так уж мир устроен. Если твой брат-омега или отец течет, то ты делаешь стойку, постоянно принюхиваешься. Физическое возбуждение неизбежно, и временами Лиам все еще пытается убедить себя в том, что дело сводится только к этому, но все совсем не так. Он хочет Криса по-настоящему. Хочет спать с ним, не только вязать в течку. Хочет прямо сейчас обнять за плечи, притянуть к себе, прижать изо всех сил, почувствовать его тепло.
Лиам не знает, в какой момент это началось. Несмотря на разницу в возрасте, они с Крисом всегда проводили вместе много времени, даже спали в одной кровати, пока к дому не пристроили левое крыло, правда, Лиам тогда был еще мальчишкой, но уже начал созревать, возбуждаться по-настоящему, видеть сны, о которых родителям не расскажешь. Может быть, именно тогда все пошло не в ту сторону.
Какое-то время Крис делал вид, что ничего не замечает, но Лиам уверен: тот знал даже дольше, чем он сам. Если бы не знал или не хотел, они бы не занимались сексом.
На самом деле они сделали это только один раз, пять лет назад, после осенней ярмарки. В тот год один альфа почти готов был отвести Криса в белый шатер и только в самом конце передумал, узнав, что приданное будет очень уж небогатым. Лиам уже не помнит, чем тогда занимались отцы и Люк, зато отлично помнит, как Крис оттащил его к сеновалу, начал целовать, повалил на землю. А потом они переспали. По-настоящему, со сцепкой. Крис в последний момент успел со всей силы придавить Лиама к земле, не давая пометить себя укусом в шею.
Конечно, у Криса тогда была течка. Лиам до смерти боялся, что тот забеременеет от первой же вязки и родит какого-нибудь урода. Ему даже кошмары об этом снились: сначала Крис выглядит просто слегка потолстевшим, потом его раздувает все сильнее, а потом он рожает жуткую тварь с четырьмя лапами и двумя головами.
Теперь Лиам твердо понимает: если Крис кому-нибудь и родит уродов, то только своему будущему мужу. Или не уродов. Лиаму все равно. Важно другое: это будут не его, Лиама, дети.
Еще несколько раз они делали все по-другому, без проникновений и не в течку, но все это было словно и не по-настоящему. Не только из-за отсутствия сцепки, просто ясно было: Крис не хотел его всерьез, может, жалел об уже сделанном, может, боялся, что рано или поздно они зайдут слишком далеко и кто-нибудь узнает или все-таки получатся дети. Одно время Лиам хотел спросить. Потом расхотел. Он боится разлюбить Криса, если тот скажет что-нибудь неприятное.
Лиам даже не целовался ни с кем кроме него. С малознакомыми молодыми омегами из рабочих или городскими из Пиколы, конечно, хорошо развлечься без лишних разговоров, но почти у всех них плохие зубы. К тому же Лиам на самом деле боится забыть каково это – целоваться с Крисом.
Свеча догорает до самого основания, густое восковое озеро растекается по столешнице. Лиам делает глубокий вдох.
– Ты любишь меня хоть немного? То есть не как брата? – спрашивает он, но Крис только снова качает головой.
Запах горьковязника кажется ему пьянящим, острым, Лиам решает попробовать перейти в наступление. Он поднимается с лавки, берет Криса за руку и пытается об него потеряться, но брат подается назад, тут же поняв, чего Лиам пытается добиться.
– Не надо. Перестань, – говорит Крис спокойно, но взгляд у него жесткий, Лиам знает, что тот не отступится, не позволит.
Наверное, он прав. Старшие братья всегда же правы, по крайней мере, если дело касается младших.
Надо было закончить все это гораздо раньше или не начинать вовсе.
Не в этом году, так в следующем кто-нибудь обязательно отведет Криса к белому шатру, может быть, это окажется новый мельник из Дарлингтона или кузнец, живущий у Даннуна. Он наденет на Криса свадебный венок и отправится за дозволением к отцам: конечно же они дадут согласие. Лиама никто даже спрашивать не будет. Он злится от мыслей об этом, но сделать ничего не может.
Он резко отступает несколько шагов, пятится, стараясь не смотреть на Криса, но возбуждение все равно не спадает. А потом вдруг высокой волной накатывает какая-то горечь, горячая, жгущая как от глотка крепко заваренного горьковязника, за которым всегда приходит чувство ясности, болезненно сильное. Лиам напоминает себе: Крис найдет мужа, уедет с фермы к нему, будет рожать ему детей, будет любить его, потому что омеги любят своих альф, или хотя бы старательно притворяются. Так уж мир устроен.
А сам Лиам, наверное, останется мальчишкой, который царапается об колючки, коротает ночи с сезонными рабочими, даже не думающими о свадьбе. И на осенних ярмарках он будет прохаживаться у тента вдовцов, делая вид, что рано или поздно одного из них оттуда уведет.
– Спокойной ночи, – говорит Лиам.
Он снова вытирает руки сухой тряпкой, содрав корку с пары царапин. Кровь опять проступает, мелкими темными каплями, выглядящими в полумраке совсем черными, как сок терна или заваренный черновязник. Лиам гасит свечу, уходит, оставив Криса в темноте.
Тот так и не произносит в ответ ни слова.

@темы: Тексты, Фанфики